Лизюк: — Это у нас наследственная женская черта: мол, догадайся, чего я хочу, и сделай по-моему, а не то я обижусь!
Арчи: — Это у вас национальная женская черта...
Арчи: — Это у вас национальная женская черта...
Я отнюдь не уверена, что эта черта только женская (вон, соглашение о пользовании сплитом до сих пор неподписанное лежит!), и даже в том, что имеет какое-то отношение к национальности. Но это для меня уже очень сложные психологические дебри.
Это присказка. Сказка вот.
многабукафф про жадность и не толькоДавеча во время утреннего чаепития в стиле Кустодиева у меня вдруг одномоментно произошло озарение, каковым спешу поделиться со всеи желающими. Достаю я, понимаете, печенье из пакетика... Вспоминаю рассказ из школьной программы (ну да, понятие относительное, но в годы моей начальной школы там такое было) — пожалуй, процитирую целиком, чтоб людей по ссылкам не гонять, рассказик маленький.
Валентина Осеева. Печенье
Мама высыпала на тарелку печенье. Бабушка весело зазвенела чашками. Все уселись за стол. Вова придвинул тарелку к себе.
— Дели по одному, — строго сказал Миша.
Мальчики высыпали все печенье на стол и разложили его на две кучки.
— Ровно? — спросил Вова.
Миша смерил глазами кучки:
— Ровно… Бабушка, налей нам чаю!
Бабушка подала обоим чай. За столом было тихо. Кучки печенья быстро уменьшались.
— Рассыпчатые! Сладкие! — говорил Миша.
— Угу! — отзывался с набитым ртом Вова.
Мама и бабушка молчали. Когда все печенье было съедено, Вова глубоко вздохнул, похлопал себя по животу и вылез из-за стола. Миша доел последний кусочек и посмотрел на маму — она мешала ложечкой неначатый чай. Он посмотрел на бабушку — она жевала корочку черного хлеба…
Помню, когда мы на уроке чтения с этим ознакомились, учительница спросила нас: что же не так в рассказе. И я... не смогла ответить. Абсолютно чётко помню, как я подвисла,
Видимо, для меня та пауза, в ходе которой я пыталась понять, где собака зарыта, растянулась почти на 20 лет. И вот сейчас, утром, когда я взяла печенье из пакета, меня осенило! Куда там Архимеду. Мальчики поступили неправильно? — ну да. Но в первую очередь в том рассказе неправы мама и бабушка! Мальчики загребают себе предназначенное для всех лакомство и его уплетают. Что делают в это время взрослые? "За столом было тихо." "Мама и бабушка молчали."
Так какого лешего они это делали?! Они что — дошкольницы из подшефного детского садика, приглашённые на чаепитие? Они — взрослые тётки, причём отнюдь не посторонние, а имеющие непосредственное отношение к воспитанию этих шкетов. Можно сказать, им это даже как-то в обязанность вменяется. Да если и посторонний ребёнок, участвующий со мной в одном чаепитии, сначала придвинет к себе всё лакомство, которое я поставила на стол, а затем скомандует мне: "Налей чаю!", получит от меня не чаю, а удивлённый вопрос: детонька, а ты не слишком ли того?!
Между тем из текста рассказа совершенно непонятно — мальчишкам кто-то до этого сказал, что есть и другие модели поведения? Что так делать не надо? И как надо делать? Если каждый раз, когда они будут лопать печенье, молча мешать ложечкой неначатый чай — вероятность понять, что можно (и даже желательно!) поступать и по-другому, у детей крайне мала.
Тут же приходит в голову ситуация, когда лакомство принадлежит ребёнку — купили ему эту коробку печенья или подарили. Он может предложить другим угощаться. А может и не предлоржить, блин! И вот тут это — его право! Если я хочу лакомства, могу и попросить — у меня, в отличие от ребёнка, было много лет, чтобы научиться выражать мысли и желания с помощью слов, а не только всем своим видом — я обиделась!
Ладно ещё женщины, которые досадуют на мужей: мол, если в юности не научились подавать даме руку/пропускать вперед/придерживать дверь/дарить букеты без повода (нужное подчеркнуть или вставить) — то уже не перевоспитаешь. Да, может, и так... Но несколько раз сказать — язык ведь не отвалиться. Здравый смысл и жизненный опыт подвели меня к тому, что сто раз попросить: "Убери, пожалуйста, за собой чашку" — эффективнее, чем сто раз промолчать и стерпеть, а на 101-й — взорваться и заорать.
Тут же вспоминаются из далёкого детства бабушки у подъездов. Которых хлебом не корми, дай поприкалываться над ребёнком, имевшем неосторожность попасться им на глаза с вкусняшкой во рту или в руке. "А ты меня конфеткой угостишь?" Каков честный ответ нормального ребёнка? "Нет!" С моей детской точки зрения, тебе, старушке, конфеты гораздо менее интересны, чем мне, ребёнку. Кроме того, было б у меня их две — я бы подумала. Но у меня одна конфета. И я не готова жертвовать её в твою пользу. Потому что мне самой хочется её съесть.
А что я слышу в ответ? "Ой, какая жадная девочка!" Ну да! Жадная! А тебе что за печаль?! Вот честное слово, приучу ребёнка именно так отвечать на упрёки посторонних людей в жадности. Ладно ещё, когда родной и близкий человек попросил бы. А родным и близким людям попытаюсь донести, что отнимать у ребёнка единственную конфету вообще-то неэтично.
И (может, и было такое, но я не помню) никому не приходит в голову спросить: "А почему не поделишься?" Впрочем, ребёнок всё равно не сумеет внятно изложить свои мысли. Мне вот больше четверти века на это потребовалось.
Особенно классно старушковый вопрос звучит, если конфету успели сунуть в рот. Мама, понимаешь, учит, что "изо рта в рот — получается микроб", а бабуля у подъезда — самая умная, у неё другое мнение!
Иллюстрация на жизненном примере. В мои дошколячии годы гостили мы с папой и мамой у моей прабабушки, маминой бабушки. Папа взял меня с собой в магазин, чего-то мы там купили, в том числе — леденцы на палочке типа "чупа-чупс". 3 штуки. За чаепитием мне предлагают разделить конфеты между присутствующими. Напоминаю: мама, папа, прабабушка, я. Я какое-то время загружаюсь, потом делю конфеты: себе, маме и папе. Рассудив, что 70-80-летней бабушке чупа-чупс не особо интересен (до сих пор не могу упрекнуть себя в нелогичности). За магнитофонную точность воспоминаний не поручусь, но вроде бы и сама бабушка Нина сказала что-то типа: "Да кушайте их сами, мне это неинтересно, и зубы уже не те, леденцы грызть". Она, может, и не от чистого сердца это сказала, а по казачьему обычаю соглашаться на чаепитие после третьего предложения — ну так кто ж ей в том виноват.
И — угадайте — что из этого вышло? Та-дам! На меня обиделась мама. Странный эффект. За то, что не поделилась с бабушкой конфетой! Непонятно только — от меня таки требовалось разделить три леденца на четверых (как это сделать, я не придумала) или самой отказаться от желанного лакомства, чтобы его получили все остальные (чего делать совершенно не хотелось, потому как тогда я ещё была нормальным здоровым ребёнком, который чётко осознавал, чего ему надо, пусть даже не всегда мог это сказать)? Ну и делили бы тогда сами, раз знали, как это надо сделать. А если поручили мне — то чего обижаться? (С мамой мы потом вечером поговорили и выяснили, что я просто не сумела разделить три конфеты на четверых, а так бы я поделилась, и против бабушки лично ничего не имею.)
Взрослые, взрослые. Вы сами не поняли, чего хотели, и обиделись на меня за то, что я ваше желание не выполнила. Вот и получилась девочка, которая более чем на дюжину лет забыла слово "хочу" и принялась отдавать конфеты, даже когда её не просили. Сколько раз я потом слышала от мамы: "Да ты просто скажи, как для тебя лучше будет, чего ты хочешь?!" Ну откуда же я знаю, чего хочу. Знаю только, что если обзаведусь желаниями и начну их выполнять, то все близкие на меня кругом обидятся. Так что лучше уж я и знать не буду.
По не до конца выясненным причинам, несколько лет назад я всё-таки вспомнила о существовании этого нужного слова и начала снова учиться его использовать вовремя и к месту. Даже, как мне кажется, что-то получается. Вон, про печенье наконец додумалась.
Фокус с бабушками у подъезда я раскусила в тот момент, когда лакомство у меня попросила очередная старушка, к которой я хорошо относилась — настолько хорошо, что готова была отдать ей свою единственную нямку. И тут она в ответ рассмеялась и говорит: "Да, спасибо, деточка, кушай сама на здоровье!". И вот тут я поняла, что здесь что-то нечисто... Додумалась, что никому не нужна моя конфета, а нужен определённый ответ. И с тех пор диалог принял традиционную нечестную форму "поделишься конфеткой? — да! — молодец, не надо, кушай сама!" Всё пошло чётко, по накатанному сценарию. Только есть сценарии, которые жизнь упрощают, чтоб лишний раз голову не ломать, а есть — наоборот. Этот, на мой взгляд, жизнь усложняет. Ну какого лешего меня с детсва приучают отказываться от законного дитячьего лакомства, честно заработанной конфеты (вам, может, не понять, как я за неё страдала, доедая борщ!), в пользу какой-то левой и лично мне неинтересной старушки?!
Казалось бы — говорю противоположные вещи. Сначала говорю, что делиться надо, потом — что не надо. На самом деле "делиться — не делиться" — вопрос сугубо вторичный, а говорю я одно и то же. Нужно понимать, чего ты хочешь, и учиться это формулировать и произносить вслух. Вовремя. Не заменяя последующими обидами и жалобами, что окружающие плохо воспитаны. Это эгоизм? — конечно, эгоизм! Причём гораздо более здоровый и конструктивный эгоизм, чем истерика на тему: "Ты меня не любишь, всю жизнь мне загубил, я для тебя — как служанка, всю жизнь за тобой чашку мою!"
Да, бывает, что конфета одна, а детей двое. Кстати, дети, когда действительно хотят поделиться, такие проблемы решают с феноменальной изобретательностью: они и леденец могу раскусить, разломить и распилить линейкой. Но сколько же в обычной повседневной жизни я вижу примеров, когда проблему можно было бы решить с огромной долей вероятности, просто вспомнив (как в детстве учили родители), для чего человеку язык нужен. Этот рассказ — квитэссенция идеи.
Виталий Калашников, цитата в тему
И сказал я: не нужно мне вашей картошки!
Прошипел я: Не нужно мне вашей картошки.
Прокричал я: не нужно мне вашей картошки,
Я в обиде на вас, я поеду домой!
И пошёл я по очень обидной дорожке,
И побрёл я вдоль очень обидной дорожки,
И поплёлся вдоль самой обидной дорожки,
Размышляя угрюмой своей головой.
Уф. Я предупреждала — букафф многа.